Эта заметка - вторая из цикла статей, являющихся переводом материала, опубликованного Aikido Journal. Оригинал доступен по следующим ссылкам: часть 1; часть 2; часть 3
Эллис Амдур практикует айкидо и другие боевые искусства уже почти 50 лет. Кроме занятий собственно традиционными боевыми искусствами, или корю будзюцу, он также работал над проектами по применению принципов, происходящих из классических традиций, в современной правоохранительной практике. Эллис – автор множества книг и статей. Его научно-популярные работы охватывают большое разнообразие тем: от способов деэскалации опасных межличностных ситуаций до исторических обзоров и анализа японских боевых искусств.
Эллис Амдур: Пока мы не увлеклись, я бы хотел задать базу для нашей дискуссии. И мне придется на некоторое время стать очень педантичным. Для целей этой дискуссии, давайте определим традиционные боевые искусства как японские единоборства, зародившиеся до начала периода Мейдзи (1868 – 1912). Я готов сделать небольшое послабление для искусств, которые зародились после Мейдзи, но явились ответвлениями одного из более ранних единоборств. Но по сути именно в этом периоде нужно сделать отсечку.
Такое четкое определение требуется по причине того, что эти искусства, помимо боевого аспекта, переносят с собой в современность определенные социо-культурные коды. Так, например, основополагающим является тот факт, что, если ваш учитель не знает вашего имени – вы на самом деле занимаетесь не боевым искусством. Между учителем и учеником должны устанавливаться очень близкие доверительные отношения, это обучение в формате один-на-один. Это представляет собой разительный контраст с современными школами, до сих пор называющими себя корю. Некоторые из последних очень известны, но ученики занимаются там под руководством ученика ученика ученика шихана или руководителя школы, а затем, раз в году, приезжают на какой-нибудь большой семинар, где может быть 50, 100 или даже 500 человек, и тренируют ката под руководством мастер-инструктора, но даже и тогда не могут обратиться к нему напрямую через головы старших учеников. Откровенно говоря, это уже совсем не традиционное боевое искусство. Это может красиво выглядеть, и ученики могут вполне качественно выполнять ката, но это уже не преподавание искусства в его традиционном смысле. Изучение боевого искусства – это очень особый опыт. Пожалуй, было бы правильно сказать, что вы «заражаетесь» им от своего учителя: как в хорошем, так и в плохом смысле слова. Без создания подобной близости вы никогда не сможете прочувствовать суть того, чем традиционно были боевые искусства. Современная молодежь может возражать против этого, они вообще не терпят иерархий власти и всего подобного, но есть вещи, которые становятся вам доступны, только если влияние вашего учителя на вашу жизнь становится всепроникающим. В любом ином случае в мире слишком много вещей, которые будут вас отвлекать. Вы не получите той глубины знаний, которая несопоставимо больше, чем последовательность движений в нескольких ката. Искусство не пропитает вас до костей.
Еще одна вещь, которая беспокоит меня, это тот факт, что, несмотря на растущую популярность корю, скажем, в последние 20 лет, мне кажется, многие дисциплины как бы размываются. Люди, будь то в Японии или за ее пределами, тренируются так, как будто это всего лишь хобби, одно из множества интересных вещей, которые они делают в своей жизни. Всепроникающего влияния не происходит.
Если кто-то хочет тренироваться у меня, мой первый вопрос: «Хотите ли вы стать мастером (за неимением другого термина) этого боевого искусства? Хотите ли полностью постичь его, или это просто праздный интерес?». И если это просто случайный интерес, я не стану учить их. Мне неинтересно учить кого-то, кто не хочет превзойти не только меня, но и всех, кто занимался этим единоборством до сих пор. Для многих людей отношение к занятиям примерно такое: «О, было бы прикольно этому научиться, и тренер вроде классный!». Я не вижу интереса в том, чтобы заниматься с такими учениками.
Проблематика включает в себя еще феномен т.н. mukei bunkazai, что означает нематериальное культурное наследие. В 1935 году была создана организация под названием Кобудо Шинкокай, т.е. общество сохранения кобудо, или корю, и это была первая попытка школ боевых искусств объединиться. До этого каждое боевое искусство, по крайней мере в мыслях, было настроено враждебно по отношению к остальным: Ягю Шинкаге-Рю против Итто-Рю против еще кого-то… Теперь они объединились в некий «клуб». Это означало, что еще в 1935 году положение всех этих школ было такого, что они не выжили бы друг без друга. Сама по себе идея mukei bunkazai – это живая древность. Я понимаю намерение, и понимаю важность попытки сохранить наследие тех старых времен. Но есть риск того, что эти благие намерения невольно приведут вас к параличу, как если бы вы нашли насекомое, сохранившееся в янтаре: оно выглядит совсем как настоящее, но не двигается. Верно?
Джош Голд (Aikido Journal): Точно!
Э.А.: В нем больше нет жизни. В моих собственных отношениях с корю я все время вспоминаю историю почти тысячелетней давности, когда кентуши, японские священнослужители, предпринимали опаснейшее на тот момент путешествие через Японское море в Китай, чтобы изучать буддизм. Впоследствии они возвращались в Японию и привозили с собой то, чему научились в разных школах буддизма. Дзен (в Китае – чань), Шингон Тендай – эти течения действительно претерпели существенное изменение по прибытии в Японию. Если вы когда-нибудь слышали, как китайский буддийский монах читает сутры, то это высокое, напевное, ритмичное чтение. А в Японии те же сутры читают глубоким, низким, гортанным голосом. Даже тот факт, что они по-разному используют свой голос и свое тело во время молитвы, свидетельствует о том, что что-то в этой практике изменилось.
В свое время я оставил свой дом и прожил 13 лет в чужой стране. Если бы после этого я вернулся домой лишь для того, чтобы в точности воспроизвести то, чему научился, игнорируя тот факт, что я попал в совершенно другой мир, мне кажется, я не справился бы с одной из основных функций корю, а именно – с тем, чтобы оказывать влияние на общество. И я не говорю о чем-то банальном вроде «Ну ладно, давайте чуть осовременим техники и будем пользоваться бейсбольной битой, а не мечом». Нужно каким-то образом встроить эти концепции так, чтобы они принесли пользу обществу, а не просто были древней экзотикой, на которую приходят поглазеть.
Лично для меня у этой концепции несколько следствий. Прежде всего, помимо того, что я веду очень интенсивные групповые тренировки по Араки-Рю Торите-Когусоку и Тода-Ха Буко-Рю, я начал работу с несколькими группами в разных частях США, где я предлагаю модульную программу. Я называю это Тайкоку Араки-Рю. Все участники этих групп посещают регулярные занятия ММА, но они были заинтересованы в тех или иных аспектах Араки-Рю, которая на самом деле является довольно жесткой школой, использующей грэпплинг и оружие и т.п. Я даю им определенные части того, что предлагает школа. Даю полностью, без купюр. Возможно, вам покажется, что это противоречит тому, что я говорил ранее, когда критиковал современное преподавание за его поверхностность. Разница в том, что я сокращаю программу, но то, что преподаю, даю полностью, в личном общении (один на один) и с учетом всех сопутствующих психо-физических компонентов. Техники настоящей корю напоминают голограмму: один элемент содержит в себе отражение всей системы. И, поверьте, это был весьма распространенный подход в прошлом. Если вы посмотрите на «лицензии» (менке кайден), которые выдавали учителя одной и той же рюха, то там будет разный перечень техник. Учителя варьировали свою программу, не нарушая при этом сути рюха.
В любом случае ученики этих моих новых групп адаптируют полученные знания к тому, чем они занимаются регулярно. Например, если вы боретесь в свободном стиле без оружия, то можете позволить себе попытку прорваться напрямую к шее оппонента и выполнить удушение. Но если вы знаете, что где-то на теле человека есть нож, ваши приоритеты изменятся: нож окажется важнее шеи.
Дж.Г.: Да, так и есть.
Э.А.: Все ката в Араки-Рю Торите предполагают борьбу против вооруженного противника. Мы начинаем с изучения ката, но впоследствии отходим от них. Например, вместо поклона и соприкосновения руками в начале поединка, мы начинаем сразу с удара в голову. А вместо того, чтобы этим ударом сбить противника и продолжить выполнение техники так, как того требует ката, мы блокируем удар и переходим к грэпплингу из этой неудобной позиции. Выскользнуть из удушения, ослабить удержание, нейтрализовать фиксацию сустава… В каждом ката есть множество моментов, когда что-то может пойти не по плану. В какой-то момент человек с оружием может вытащить его и попытаться атаковать оппонента. Мы практикуем настоящие схватки, которые вытекают из ката. Это очень интересно! И если мои ученики после одного модуля решат взять еще один, а потом еще один и еще один, то со временем это может привести к изучению всех техник школы. Но может и нет. Возможно, они остановятся всего лишь на одной части, но выучат ее от и до. На самом деле в Средние века многие рю работали по такому же принципу. Учителя выбирали себе достойных учеников и передавали им часть своих знаний, которые талантливый ученик мог соединять с информацией, полученной из других источников, обогащая свою практику боевых искусств. Несколько моих учеников в этих группах – офицеры полиции, для которых крайне важен навык отражения ножевых атак в ближнем бою; такой стиль тренировки подходит им гораздо больше традиционных для единоборств техник нож против ножа.
Дж.Г.: Есть ли еще какие-то примеры того, что корю, какими бы древними они ни были, должны быть релевантны сегодняшнему дню?
Э.А.: Корю – это же не только боевые техники, это еще и принципы, лежащие в их основе. И, удивительным образом, эти принципы очень перекликаются с сегодняшней реальностью. Одна из моих книг «Координатор: управление важными общественными отношениями с высоким риском в незнакомой обстановке» (The Coordinator: Managing High-Risk High-Consequence Social Interactions in an Unfamiliar Environment), написанная в соавторстве с ученым-когнитивистом Робертом Хубалем, как раз посвящена этому вопросу. На самом деле это была часть проекта, совместного с Управлением перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США (DARPA), целью которого было понять, как правильнее всего вести себя, особенно в роли представителя армии или правоохранительных органов, когда вам нужно иметь дело с отдельными людьми или населением, которые никогда не будут вам доверять и никогда не станут вашими союзниками. Некоторые мои коллеги по проекту (в частности, Брайан Ланде и Джонатан Вендер из Polis Solutions) использовали выражение «такт, тактика и доверие». Это их способ обозначить идею: вам нужно сохранять тактическое преимущество, быть тактичным (по-японски: reigi) и попробовать установить максимально возможное доверие в сложившихся обстоятельствах.
В своей части этой работы я особенно тщательно изучаю феномен киайдзюцу. Термин киайдзюцу чаще всего вызывает ассоциации с кем-то громко кричащим. На самом же деле киай – это управление собственным психологическим и физическим состоянием, а во взаимодействии с другими людьми – еще и манипуляция их состоянием с целью получить тактическое преимущество, в чем бы оно ни выражалось. Эти принципы напрямую применимы в различных видах коммуникации: от переговоров по освобождению заложников до простого общения на улице.
Я взял эти принципы, и мы переложили их на современные сценарии. Например, одна из ситуаций была такова: двое военных ищут повстанца. Пока они находятся в доме одного из местных жителей, один из них, забывшись, ведет себя довольно глупо: в процессе расспроса членов семьи он берет кусок хлеба со стола и откусывает. Это не его дом, и он не должен был себя так вести. Как теперь исправить положение, когда вдруг на ровном месте ситуация выходит из-под контроля? Хозяйка дома начинает кричать, парень протягивает руку, чтобы успокоить ее, но теперь она думает, что он нападает на нее! Вот из этой точки мы начинаем работать, предлагая несколько альтернативных стратегий. «Если мы поступим так, что случится? А если действовать по-другому, каков будет результат?» Большое количество сценариев заканчиваются провалом, в реальной жизни это означает восстание и человеческие жертвы или, как минимум, дальнейшее озлобление населения. Задача в том, чтобы быть в состоянии за доли секунды осознать все развитие ситуации в движении, что по-японски называется заншин, и использовать киай (в данном случае: способ организовать себя, чтобы организовать людей вокруг), чтобы найти тот путь, что ведет к разрешению ситуации.
Дж.Г.: Потрясающе! И полагаю обычные люди тоже могут пользоваться этими принципами в своей каждодневной жизни?
Э.А.: Совершенно точно. У меня есть ученик, который работает ИТ-менеджером в компании, аналогичной по модели бизнеса Уберу в Европе. Он использовал то, что прочитал в «Координаторе», для работы с персоналом из нескольких стран и считает это бесценным опытом. По национальности он грек, а принципы из моей книги пригодились ему для налаживания коммуникации с сотрудниками из Перу по скайпу.
В любом случае, завершая разговор о корю, давайте признаем, что большинство учеников практикуют – и намереваются практиковать – именно боевое искусство, обусловленное традициями и культурой. И тем не менее, чтобы это искусство стало чем-то большим, чем реликвией, современным его последователям стоит задуматься, какой еще вклад оно может внести в сегодняшний мир. На протяжении всей своей истории корю это удавалось, так почему же сегодня должно быть иначе? В случае с некоторыми боевыми искусствами это будет непосредственное знание техник, которое поможет кому-то выжить в опасной ситуации. Но и в случае с теми видами единоборств, которые далеки от сегодняшних реалий, например ябусамэ (конная стрельба из лука) или сюрикендзюцу (метание сюрикенов), всегда остаются важнейшие принципы самоорганизации перед лицом грозящей опасности, которые являются непревзойденными по сегодняшний день. И именно это – то актуальное, что мы можем позаимствовать для себя.
Единственная причина, по которой нам кажется, что корю как бы замерли во времени, это исторические события того времени. Как я уже говорил ранее, в Японии начался процесс объединения и гомогенизации различных школ, в результате чего появились дзюдо, кендо и прочие современные стандартизованные формы единоборств. Параллельно с этим во многих корю, т.е. древних искусствах, появлялись современные течения, следующие духу модернизации Японии. Например, множество школ дзюдзюцу открывали секции прикладного характера. То же самое можно было наблюдать и в школах фехтования. Иными словами, если бы не сложились дзюдо и кендо, множество корю продолжало бы развиваться независимо, задаваясь вопросом «А как мы можем применить эти принципы в современных условиях?» Однако в связи с появлением современных стандартизованных форм, таких как дзюдо, айкидо, кендо, нагинатадо и прочих, традиционные корю так и остались как бы замороженными во времени. Однако в них до сих пор содержится невероятный багаж знаний, который не был перенесен в современные боевые искусства. Эта информация в ряде случаев бесценна в т.ч. для дня сегодняшнего и часть ее может быть найдена только в рамках какой-то одной школы.
Дж.Г.: Давайте вернемся напрямую к связи боевых искусств и самообороны. Мое понимание таково: если ситуация накаляется до того, что необходимо физически защищать себя, т.е. вступать в поединок, она становится непредсказуемой и очень рискованной вне зависимости от вашего уровня мастерства. Поэтому мне кажется очень важным научить последователей единоборств разряжать ситуацию, справляться с ней до того, как она дойдет до физического поединка.
Э.А.: Полностью согласен. И это гораздо более широкое поле для дискуссий, чем традиционные корю. Поэтому, если вы не возражаете, давайте переключимся с обсуждения старых школ на вопросы боевых искусств, самообороны и подобного…
Дж.Г.: Договорились. Мне кажется, что вопросу того, насколько наши тренировки помогают нам оставаться в безопасности особенно в ситуации, где необходима деэскалация агрессии, во многих додзе не уделяется достаточно внимания. В т.ч. и в моем…
Э.А.: Школы боевых искусств зачастую обладают крайне нерациональными для 21 века представлениями о том, как нужно справляться с агрессией. Например, во многих школах работы с ножом, в т.ч. в традиционных корю, вас учат техникам, не задумываясь о том, что их применение в реальной жизни может привести вас в тюрьму. Простой пример: скажем, вы отрабатываете ката, в финале которого наносите удар ножом за ухо оппонента, чтобы прикончить его. Вы повторили это тысячу раз в зале, а потом, не дай бог, оказались в такой ситуации в реальной жизни – и тут очень велик шанс того, что вы «на автомате» примените этот прием, потому что это именно то, чему вас учили. Но вот вопрос: если вы полностью контролировали ситуацию, зачем вам нужно было убивать противника?
На определенном этапе занятий боевыми искусствами очень легко впасть в эйфорию «Вот это круто! Смотрите, как мощно я могу работать!» - и при этом не задумываться о том, является ли это самообороной в современном смысле этого слова. Я понимаю, что, когда на кону ваша жизнь, вы в первую очередь должны позаботиться о том, чтобы ее сохранить. Но в ситуации, когда ставки не так высоки, очень важно научиться А) защищать себя с соблюдением законодательства и Б) не попадать в опасные ситуации. И если вы не обращаете на это должного внимания на тренировках, ваши ученики могут запросто попасть в очень неприятные для себя ситуации.
Дж.Г.: Да, верно. В нашем додзе мы регулярно проводим семинары по самообороне, где рассказываем на базовом уровне о требованиях законодательства и о том, как снижать уровень агрессии. Я также знаю, что сэнсей Брюс Букман ведет специальный курс самообороны для женщин – 7-часовой интенсив, который включает массу материала по деэскалации и пониманию уровня угрозы. Я также слышал и о других примерах в нашем сообществе, разной степени сложности и успешности. Но мне неизвестно, чтобы кто-нибудь включал рассмотрение подобных вопросов в процесс регулярных тренировок. Вы считаете это важно? Как законодательные и этические нормы должны вписаться в развитие мастера боевых искусств?
Э.А.: Современные реалии требуют того, чтобы одним из элементов обучения было «современное киайдзюцу» - в данном случае умение справляться с агрессией вербально. Давайте я приведу пример: я провожу много курсов по вербальной деэскалации в правоприменительной практике, мне кажется, весьма успешных. Но я провожу эти курсы в учебной аудитории. Мои студенты могут размышлять об этих принципах и даже соглашаться с ними, но когда в реальной жизни они оказываются в ситуации «стрелять – не стрелять», навыки вербальной коммуникации, как правило, мгновенно забываются, если они не были оттренированы в соответствующем контексте. Вместе с Доном Гулла из Аррестлинг мы разработали программу тренировок, которая включает в себя вербальную деэскалацию, контроль над оружием, поединок с применением огнестрельного оружия или электрошокеров – своего рода «все-в-одном». Таким образом, каждый раз, когда мы отрабатываем навыки вербальной коммуникации, это происходит в контексте того, что оппонент в любой момент может неожиданно полезть в карман и выхватить что-то оттуда. Если это пистолет – вам лучше успеть выстрелить первым, но что если это всего лишь телефон? Я лично «убил» множество людей с телефонами на практических занятиях, это очень поучительно – ведь все происходит в доли секунды: я был уверен, что вижу пистолет, в то время как это был всего лишь айфон. Всегда нужно тренироваться в условиях, приближенных к реальным. В зоне военных действий такая ошибка – всего лишь «сопутствующие жертвы», но мы же живем не в зоне боевых действий и тут связаны совершенно иными правилами. Те же принципы можно применить и к вербальной практике. Например, в айкидо – почему бы не сделать занятие, где перед тем, как нанести шомэн учи, вы сначала вступите в диалог. Почему бы не сымитировать ссору? Насколько быстро и эффективно мы сможете различить ситуации, когда какой-то парень на парковке орет вам «Эй, чувак, это было мое место!» и просто толкает вас, и ту, в которой вместо легкого тычка в грудь вам вцепляются в лицо и пытаются выдавить глаз? Как вы поведете себя, чтобы контролировать каждую из этих ситуаций? Техника, которую вы примените, должна различаться жесткостью и уровнем контроля, потому что в одном случае человек просто раздосадован и пытается оттолкнуть вас со своего пути, а в другом – намеревается серьезно вас искалечить. Почему бы не включить этот контекст в ваши тренировки?
Дж.Г.: Да уж, уровень угрозы определенно разный.
Э.А.: Конечно, поэтому я и предлагаю привнести контекст в тренировки и добавить вербальное взаимодействие. Если мы неожиданно для себя оказываемся в совершенно новых экстремальных обстоятельствах, первой реакцией, как правило, будет ступор. Человек сначала растеряется, а потом прибегнет к тому, что лучше всего знает. Например, я тренировал удар кулаком. А сейчас ты на меня ругаешься, эмоции шкалят, и я не знаю, что сказать. Любые мои слова, кажется, только делают ситуацию хуже – и в какой-то момент я решаю тебя ударить, просто чтобы остановить атаку. Потому что, когда я чувствую себя беззащитным, мне кажется, что ты агрессивно на меня нападаешь. Но я упорно нарабатывал этот удар и вполне в этом преуспел - и я наношу тебе серьезную травму, потому что у меня нет других инструментов. Этот удар – все, чему я научился.
Вы упоминали курс самообороны Брюса Букмана, так вот как часть этого курса он дает несколько сценариев, включающих довольно жесткие вербальные взаимодействия. Потому что зачастую жертвы нападений говорят что-то вроде «Я потерял самообладание от его слов», «Он буквально плевал мне в лицо всякие мерзости, и это вогнало меня в ступор». Поэтому мне кажется, что современным последователям боевых искусств стоило бы включить такие элементы в свою практику. На мой взгляд, это и есть современное киайдзюцу.
Comentarios